ТРАНСФОРМАЦИЯ МОТИВА ИСКУПЛЕНИЯ ОТ ВЕТХОГО ЗАВЕТА К НОВОМУ ЗАВЕТУ (ПО МАТЕРИАЛАМ РАБОТ РЕНЕ ЖИРАРА)


                     Мотив насилия и искупления через жертвоприношение — один из постоянных в религиозных учениях. Значительное внимание ему уделено в работах французского философа, культуролога и антрополога Рене Жирара.





Исследователь пишет, что насилие можно определить как право сильного, возведение силы в закон человеческих отношений, которому нет места ни в природе, ни в пространстве человечности, разумного поведения; оно находится между ними, представляя собой способ выхода из природного состояния или обратного провала в такое состояние. Оно соединяет две природы человека, что определяет как его фундаментальное значение в структуре человеческого бытия, так и двойственность, достигшую апогея в тоталитарных обществах [2, 188].



В работах «Насилие и священное» (1972) и «Козел отпущения» (1986) Р. Жирар рассматривает структуру мифа, религиозного сюжета и общественного деяния через призму насилия. На примерах мифологии, древнегреческой трагедии, религиозных сюжетов иудаизма, а также картин Евангелий философ размышляет о социальных явлениях, происходивших в разные исторические времена у разных народов.


Первое, на что нужно обратить внимание в контексте размышлений о ветхозаветных приношениях, так это на необходимость самого приношения и насилия. Жертвоприношение совершалось группой людей, редко — индивидом [3, 154–155]. Жертва была необходима для остановки насилия со стороны того, кому она приносилась, в отношении тех, кем приносилась. Гнев был удовлетворен, и на время наступала отсрочка в наказании. Жертвоприношение животного замещало жертву человека, вызвавшего гнев [3, 154, 309–310].
Неизвестно, насколько это реально было необходимо Богу, но в плане регулирования человеческих отношений, регламентированных Торой, а точнее Левитом, система работала. И как любая система, построенная на человеческом факторе, она дала сбой. Об этом пишут ветхозаветные пророки периода до Вавилонского плена — Исайя, Амос и т. п. Когда же система перестает работать? Тогда, когда приносящие жертву не способны с ее помощью решить всех вопросов; когда насилие в обществе переходит ту черту, до которой еще может контролироваться жертвой и сама жертва остается сакральным символом умилостивления и остановки вражды [3, 314].


Возвратимся к самой жертве, вернее — жертвенному животному, чтобы лучше понять суть, структуру жертвоприношения. Животное становится посредником между людьми и наказанием. Так, ветхозаветный Иаков, желая получить благословение отца Исаака обманным путем по наущению своей матери Ревекки, одевается в шкуры животного. Зачем? Дабы обманом получить желаемое и избежать наказания. Наказание, возмездие переходят не на виновного, а на заместительную жертву.
Подобная ситуация как социальный норматив зафиксирована, например, в Левите (16 гл.), когда общество Израиля во главе с первосвященником приносит в жертву за грехи козла Азазеля, или козла отпущения. На козле лежат все грехи общества, и он изгоняется в пустыню. Люди перекладывают ответственность с себя на жертву. Это очень важный момент, отмеченный в работах Жирара: виновато общество, толпа, творящая насилие и ищущая жертву замещения. Сама толпа сакрализирует жертву и наделяет несуществующими полномочиями, как то: вина за содеянное, избавление от наказания или от страданий. Подобным образом в средние века вера в козла отпущения заставляла инквизицию и прочих охотников на ведьм искать у оных наличие раздвоенных копыт, хвоста, бугорков рогов под кожей головы.
  Следующим очень важным моментом является миметичность (схожесть, идентичность) жертвы. В жертву приносились животные, в чем-то схожие с приносящими. В своей работе «Насилие и священное» Р. Жирар упоминает о деревне в Египте, в окрестностях Каира, рядом с которой находится деревня коров. Коровы миметичны людям: имена коров и расположение стойл соответствуют именам и месту жительства людей первой деревни. Корова — не человек, но миметична в восприятии общества.
Другой пример — традиции кровной мести у чукчей. Чукчи не выдают самого преступника, — вместо него могут отдать для свершения мести его родственника. Жертва не идентична, но миметична, схожа настолько, что может заместить собой виновного [3, 25].


Итак, Р. Жирар выделяет три признака структуры насилие — жертва.
1. Насилие совершается коллективно, толпой. При этом гонители могут не осознавать не только причин своего поведения, но и мотивов и масштабов поступка. Как, например, гонения евреев, охота на ведьм или Распятие Бога.
2. Жертва обязана быть миметична с гонителями. Проблема и сама ситуация гонения, по Жерару, возникают, когда нет понятной системы «свой — чужой» на уровне религии, языка, культуры. Идентичность, невыявление различий и будут в определенном смысле катализатором жертвоприношения, гонения. Подобное присутствует в мифах об Эдипе или о Ромуле и Реме.
3. Виктимность. Жертва при всей схожести должна иметь свойства, по которым ее не жалко принести в жертву, — ввиду или неприкасаемости, или недосягаемости понимания. Пример: инвалиды, маргиналы, иноплеменники, инакомыслящие, либо другая категория, разнящаяся с первой, но имеющая ту же виктимность, — знать, короли, власть предержащие, великие ученые. Поэтому, по Жирару, линчевание негра или казнь французской королевы Марии-Антуанетты идентичны.
В библейских и евангельских сюжетах жертвоприношений можно увидеть, как теория структурированного насилия и жертвоприношения подтверждается в каждой библейской истории от Авраама до новозаветного Стефана. Главное в контексте рефлексий Жирара и Ветхого Завета — жертвоприношения иудеев при всей налаженности системы не могли решить вопросов уменьшения насилия и проблем в обществе и очищения от грехов перед Богом. Нужно было нечто иное, внесистемное, что дало бы выход не только обществу Израиля или древнему миру, но и всему человечеству.


Этим «иным» и стал Иисус Христос. Уникальный во всех отношениях: в своей человечности и Божественности. Христос как жертва уникален и для системы Жирара [2, 204–205]. Инаковость Иисуса ломает всю систему тоталитарной религии, в которую превратился иудаизм, и показывает ее абсурдность. Христос в качестве жертвы идеально подходит по всем трем признакам, выделенным Жираром. Но самому Христу абсолютно парадоксально нет дела ни до толпы, ни до своей миметичности или виктимности. Причина в том, что в случае с Иисусом виден мир вне системы насилия и общества. Жертву приносит Сам Бог, и жертва эта не только Ему, но еще и людям. Зачем? Чтобы вступая в новую эру человеческого бытия поставить точку в череде бессмысленного насилия и завершить круг абсурда.
Беря за основу не богословие или религиозную догматику, а философию и культурологию, можно прийти к выводу, что сломать систему и изменить культуру своей жертвой Христу удалось: мир после распятия изменился, пусть и не сразу. У современного общества нет необходимости в насилии, мести или системе жертвоприношений. Означает ли это, что больше нет насилия со стороны общества, гонений или поиска козлов отпущения? Конечно, всё это есть; но жертва Христа дала возможность желающим строить свои отношения с социумом и универсумом по другим правилам общения [2, 332, 316].
Идеи Р. Жирара актуальны и имеют практическое значение для решения многих нынешних социальных вопросов. Благодаря структурированному взгляду на коллективное насилие и принцип козла отпущения можно по-новому истолковать многие мифы и исторические события. Общим для архаичной и христианской картины мира является потребность в насилии как акте, останавливающем хаос [3, 313]. Но в отличие от древнего мира, где такая практика считалась нормой, именно христианство жертвой Христа показало анормальность насилия.

ЛИТЕРАТУРА
1. Библия. Книги Священного Писания Ветхого и Нового Завета / Синодальный перевод. — К.: Украинское Библейское общество, 2011.
2. Жирар Р. Козел отпущения / пер. с фр. Г. Дашевского; предисл. А. Эткинда. — СПб.: Изд.о Ивана Лимбаха, 2010. — 336 с.
3. Жирар Р. Насилие и священное / пер. с фр. Г. Дашевского. — М.: Новое литературное обозрение, 2000. — 400 с.

Комментарии